Путь домой
Дворняжья сука ощенилась в подвале пятиэтажки. Суровый дворник Адам Рахимов, с незапамятных дней объявивший войну бродячим собакам, заметил похудевшую самку и, проследив, куда она убегает со двора, убил выводок лопатой. Через время и саму суку нашли дохлой; скорее всего, она была отравлена.
Однажды мальчик Ваня Рыбцов, спасаясь от разъяренных хулиганов, скрылся в подвале соседнего дома. Чуть переждав пока злые мальчишки уберутся со двора, он осмотрел нутро темного и сырого помещения, и немало удивился, заслышав тонкий писк, исходящий из самой глубины подвала. Решив, что это пищит крыса, Ваня сильно испугался, но, вопреки страху, решил все-таки проверить. В горе разорванной бумаги и обрывков старого тряпья шевелилось существо. В самом углу подвала дворник хранил несколько палок – на случай, если у его метлы сломается ручка. Ваня взял одну и потыкал в кучу мусора, все еще опасаясь, крысы. Раскидав тряпки, он увидел крохотного щенка с полуоткрытыми глазами. Вероятнее всего, щенок зарылся в самый низ подстилки, и дворник, убивший остальных кутят, его не заметил.
Забрав собачонка, Ваня вышел из подвала. На свету он определил, что щенок женского пола, и скорее всего, сдыхает от голода.
Так у Пальмы появился спаситель.
Минул год. Из маленького и захудалого щенка выросла красивая и изящная собака – длинноногая, изысканная, со всеми повадками породистой псины. Обожавшая без ума своего хозяина – Пальма и к другим людям относилась добродушно. Никогда не знавшая азов дрессировки – собака проявляла удивительные манеры в поведении: не клянчила еду, не гадила в своем дворе, не гавкала понапрасну. Даже к кошкам – основным раздражителям мира псовых, относилась снисходительно. В ее черных глазах скрывались незаурядный ум и смекалка. Даже почесать живот, или погрызть зудящую от блох спину Пальма предпочитала в стороне – не при людях.
Ее подкармливали сердобольные соседи, обожали дети: вечно висли верхом. И Пальма платила им преданностью: никогда не рявкнула, не огрызнулась, даже если ребятишки причиняли ей боль своими неуклюжими проявлениями любви.
Адам Рахимов собаку не любил, решив расправиться с ней при случае, как и с ее братьями и матерью, но, даже к хмурому и угрюмому дворнику собака проявляла дружелюбие.
Как-то летом Рахимов немного приболел и целую неделю не появлялся в городе: отлеживался в теткином доме, который достался ему по наследству. За это время много интересного случилось в опекаемом им дворе.
Ваня и все его друзья знали, что Пальма скоро ощенится, и ломали голову, как же спасти приплод от безжалостного дворника. Не было во дворе ни одного закуточка, в который не проникла бы его страшная лопата. И ни один из мальчиков не мог взять на попечение собаку с выводком. В крайнем случае, можно было пожертвовать щенками, но мальчики слышали ужасную клятву Рахимова, что он убьет собаку, если она ощенится хоть раз. Этого они не могли допустить.
В конце концов, в большом секрете от отца одного из ребят собаку пристроили в гараже. Там стоял верстак, за ножками которого Пальме оборудовали место, поставив коробку и настелив туда всяких тряпок. Там собака и ощенилась.
Ребята игрались и умилялись на толстых и потешных детенышей, которые пока сидели тихо, поскольку были слепыми. Но понимали и то, что, едва щенки станут зрячими – тот час выползут на свет божий, где их и настигнет лопата проклятого дворника. На беду, и самые маленькие дети знали о щенках. Смешные звереныши были обречены; счет шел на дни, пока отсутствовал Рахимов.
Не успел Адам появиться во дворе, как ему доложили о «хорошеньких щенятках» глупые и доверчивые дети, не ведавшие еще о человеческой подлости и жестокости. И с этого самого дня Рахимов превратился в волка, выслеживающего добычу. Он сто раз обошел все подвалы и кладовки, заглянув под каждую коробку. Он перепроверил каждый сарай по десять раз, прощупав всякую тряпку, которая могла сгодиться собаке на подстилку. Оставались еще гаражи, против которых Рахимов был бессилен: все-таки, частная собственность. Пальма бегала по двору и окрестностям, даже не чуя ведущейся за ее спиной войны. Дворник выслеживал собаку, чтобы определить, где она скрывает выводок. А дети следили за дворником, на случай, если он станет убивать собаку.
В конце концов, получилось, как и боялись дети. Заметив, как Пальма шмыгнула в гараж, дворник решил заняться щенками, когда они выйдут на свет. И на время отложил свою лопату.
Страшным августовским днем все было закончено: все пять собачат были убиты дворником. А Пальма сидела под машиной и все видела.
Шло время. Почти ничего не изменилось. Глупая Пальма продолжала любить людей, даже Рахимова, которому дети двора объявили бойкот. А толку? Что они могли сделать? Перестать здороваться? Оставлять горы мусора? Этим его не пронять: Рахимов продолжал чистить улицы. А на отсутствия приветствия просто не обращал внимания. Еще дети боялись, что подлый дворник отравит Пальму, как и обещал. Но, то ли чувствовал он себя неважно, не до того было, не то забыл об обещании, не то решил – скоро зима, чай сама околеет собака от холода и голода.
Вот и выпал снег. Торжественной и яркой красотой явилась миру зима. Теперь снег занял место несчастных щенков: и с ним беспощадно расправлялся дворник, накидывая сугробы под тонкие кусты. Малыши строили снеговиков, которых нелюдим дворник разбивал по ночам. Наверное, у него никогда не было детства, и никто его не любил. А кто мог похвастаться тем, что знает что-то о дворнике? Знали, что у него где-то за городом есть дом – наследство от тетки, старая допотопная «шестерка», в которой он в любое время года приезжал в город к шести утра. Он никогда не раскрывал душу – даже с мужиками двора сроду не выпил стакана пива. Странный человек – озлобленный, или очень несчастный, получивший в жизни какую-то травму. Никто этого не знал да, в общем, и не интересовался.
Под Новый год.
Это произошло в самый канун зимнего праздника. Веселая сумятица всех превращала в детей, ожидавших чуда. Даже Рахимов будто оттаял немного; решил покончить с работой до темноты: кто-то узнал, что к нему сегодня приедут гости.
В половине четвертого Рахимов тронулся в дорогу. Едва он выехал за город, начал валить снег; огромные мокрые хлопья, будто куски грязной ваты из старого дивана, распоротого на небе. Но Адам не мог оценивать снег иначе, чем с досадой: судя по всему, даже если не стукнет мороз, он превратится в грязную кашу – а убирать слякоть едва ли проще, чем сухой снег. Трасса, выходящая из города, раздваивалась через сто метров, вроде антенн улитки, и по обочине той дороги, что резко сворачивала в сторону, простиралась роща, созданная людьми. Огибавшая ее тропа – как раз на проезд одной легковушки, позволяла существенно сократить дорогу в город, но и при этом, проезжавшая по ней машина, попадала в возмутительное бездорожье, поскольку никакого покрытия тропа отродясь не видела. Вероятней всего, она была образована транспортом тех дачников, которые приезжали в ореховую рощу за плодами, начиная с самого начала осени. В самое мокрое время года дорога превращалась в кошмар, и по ней почти никто не ездил. Старенькая израсходованная «Лада» дворника вряд ли могла совладать с этим пластилином, поскольку и по ровной дороге пробиралась с трудом. Не был бы канун праздника, Рахимов добрался на маршрутке, но вряд ли сейчас стоило рассчитывать на быстрый и беспроблемный ход транспорта. Рахимов жутко подозревал, что машина может его подвести, но надеялся добраться до дома быстрее, чем погода испортится окончательно. Если б он мог «перерезать» лесопосадку – то выехал бы на большую трассу, по которой доехать до дома благополучно имелось гораздо больше шансов, но тут присутствовал один момент: езда по ровной дороге сводила все шансы засветло добраться до дома к нулю. На кону стоял выбор: долгий путь, или реальная поломка машины. Рахимов выбрал короткую дорогу.
Прожевав некоторую часть зимней жвачки, машина начала всхлипывать, а еще через пару километров, издав горестный стон, вдруг заглохла. Выругавшись, дворник попробовал выжать сцепление, но без толку. Как же не хотелось ему допускать очевидное: машина сломалась окончательно. До города не так далеко, но по дню уже не дойдешь. До деревни подальше – да и тоже до ночи вряд ли доберется, если идти пешком. Как пешком? А машину тут бросить? Оставался один выход. Перейдя лесопосадку, он выйдет на трассу, остановит любого водителя и ему обязательно помогут.
Чертыхнувшись опять, Рахимов вылез из машины и в сердцах хлопнул дверцей. Сумерки обряжались в голубую пижаму, снегопад усиливался.
Дворник побрел в ореховую рощу. Но, пройдя, как он думал, метров пятнадцать, вместо того, чтобы усмотреть через редкие деревья шоссе, идущее к городу и услышать шум проносящихся машин, Рахимов ощутил уплотнение насаженных деревьев. Свернув в сторону, он не вышел на бездорожье, где стояла его машина, а вновь наткнулся на ветви. «Вот чудеса», подумал Рахимов, «не хватало еще заблудиться в трех соснах».
Ситуация становилась абсурдной. Увязая в сугробах мокрого снега, дворник пытался добраться до пригорка, чтобы с возвышенности оценить положение. Забраться на него оказалось труднее, чем ему казалось вначале: ноги соскальзывали, и он падал в овражек, который был образован по оттепели ручьями таявшего снега.
В очередной раз, цепляясь руками за ветви каких-то кустарников, Рахимов вскарабкался на пригорок. Но опять ему не удалось осмотреться: в какой-то момент нога подвернулась, и Рахимов вновь свалился в тот же проклятый овражек. Теперь положение стало аховым: судя по всему, нога была или вывихнута, или сломана.
Порывшись в кармане пальто, дворник вытащил телефон и набрал номер сестры.
- Да, - ответил мужской голос.
- Алан, это ты? А где Лика?
- Укладывает спать ребенка. А зачем ты звонишь? Почему не едешь домой? Погода портится, скоро совсем стемнеет. – Ответил зять – муж рахимовской сестры Лики.
- Я в лесу. Сломалась моя машина, и я упал в снег. Скорее всего, сломал ногу.
- Ты что, пьяный?
- Если бы...
- Приезжай скорее, говорю. Сейчас не до шуток. Погода портится. К ночи обещали сильные заморозки.
- Говорю – не могу. Найди кого-нибудь из парней, приезжайте сюда. Я не могу двигаться.
- Куда?
- В лес, то есть – в лесопосадку. Которая за городом сразу. Если опоздаете – меня занесет снегом.
Адам выругался.
- Сейчас попробую кого-нибудь найти. Задал ты мне задачу: людей трезвых почти не осталось. Все уже отмечают праздник. А как тебя найти?
- Не знаю. Я сам подам знак, когда увижу, что вы зашли в лес. Моя машина стоит на тропе, что около посадки – вы ее сразу обнаружите. А я начну кричать и махать фонариком. Только, постарайся до ночи.
Выругавшись, Алан отключился.
Быстро темнело. Рахимов не сразу заметил: снег прекратил облеплять тошнотворными ватными клочьями, и первые ощутимые щипки настигавших заморозков начали его донимать.
Он еще раз отметил всю курьезность нынешней ситуации: в двух шагах от дома оставлен погибать. Попытавшись стряхнуть с себя снег, Рахимов вскрикнул от боли: то напомнила о себе поврежденная нога. Пронзительное мучение не оставляло сомнений: нога была не просто вывихнута, а сломана.
Где же Алан? А вдруг он подумал, что свояк просто валяет дурака, что так неудачно решил пошутить? Тем более, судя по голосу, Алан сам уже чуть выпивши. Если он не принял всерьез его слова – его никто не спасет. И к утру, скорее всего, Адам замерзнет в своем снежном плену.
Рахимов думал: самое неприятное, когда его организм будет сопротивляться холоду: он слышал где-то, это самое болезненное. А когда навалится сон – даже хорошо. Он просто крепко уснет и ничего не почувствует.
Как назло – ничего, даже близко похожего на выпивку. Хоть бы сделать глоток спирта. Но, чуть посокрушавшись, Адам решил: так даже лучше. К чему продлевать страдания? Спирт не может греть его до рассвета, а зачем искусственно отодвигать момент забытья?
Последние минуты перед окончательным переходом к беспроглядной темени. Где-то в ином мире люди собирались встречать большой праздник.
По темно-голубому снежному покрывалу промелькнула черная тень. Собака... или волк? Рахимов не слышал, чтобы в лесопосадке водились волки, так что, вряд ли это серый разбойник. Но от бродячих собак тоже зла немало: если это вожак беспризорной своры, они разорвут дворника на куски. У него же при себе ничего нет: ни палки, ни камня. Да и долго ли он мог бы держать оборону, если собак целая шайка? Кинет в кого-то сотовый телефон, отсрочит страшную гибель на минуту.
Тень стала ближе. Черная, быстрая. Близящаяся смерть.
Рахимов узнал собаку. Это была она – самка, детенышей которой он зарубил лопатой четыре месяца назад. Она выследила его, чтобы отомстить. Он сидит абсолютно беспомощный, и собаке ничего не стоит разорвать ему горло. Одно лишь смыкание клыков. Один прыжок. Один...
Собака прыгнула на грудь, всматриваясь в лицо человеку. В кромешной темноте Рахимов ощутил взгляд животного, настороженный и напряженный. Может быть, возможно, то был немой укор, молчаливый вопрос: «за что ты убил моих детей? Каково тебе сейчас тут сидеть – в холоде и мучениях, в невозможности двигаться и полной зависимости от обстоятельств? Ведь, мои щенки тоже были беззащитные и зависимые от воли людей». А может быть, совсем и не о том думала собака, может просто пыталась узнать, вспомнить человека. Потому, что бросилась бы на помощь всякому, кто сидел бы тут сейчас.
Тяжко вздохнув, собака улеглась рядом с Рахимовым, свернувшись в калач. Она исполняла свой долг – долг матери, которая греет потомство. И не важно, что сейчас взрослый человек, который в принципе мог решать судьбу самой собаки – находился в роли щенка. Ему плохо, значит, ему надо помочь. Смешно – Рахимов растрогался. Никогда не нарекавший собак большим умом и душой – он был растерян тем, что самка не стала сводить с ним счеты. Незаметно для себя Рахимов задремал, а пробудился от громкого лая зверя, вдруг вскочившего и кинувшегося прочь.
Где-то рокотал двигатель, и шныряли по снегу два ярких круга: фары исследовали место, где стояла сломанная машина. Там, поодаль. Надрывный, басовитый лай собаки доносился как сквозь вату; сюда спешили люди. Рахимов успел рассмотреть испуганное лицо зятя, склонившегося над ним, услышал жужжание мужских голосов. Также как сквозь вату.
И потерял сознание.
Изменись сам.
Рахимов проболел целый месяц. Он услышал от зятя историю, как собака выскочила на дорогу, преграждая путь машине, как прыгала на дверцу, требуя, чтобы люди вышли. И как указала дорогу к оказавшемуся в беде человеку. Никто не воздал должного ее подвигу, да и зачем? Она поступала лишь так, как велело ей сердце. И даже ее любимый хозяин недоумевал: куда же исчезла Пальма?
Но Рахимов изменился. Нет, не настолько, чтобы воспылать любовью к собакам, видя в каждой благородное и великодушное создание. И не так, что начал корить себя за то, что убил щенков. Просто однажды он подумал о том, от какой мелочи зависит, в сущности, жизнь человека. Собака, которая случайно оказалась в лесу, спасла его от гибели. А как не случайно? Разве она знала, что он упал? Но, эта же самая собака могла его убить. И не убила. Почему? Этот вопрос долго не давал ему покоя. Истину знала только собака, но она безмолвствовала.
Через время Рахимов появился во дворе большого дома и опять приступил к своим обязанностям, и все осталось как прежде. Пальма продолжала всех приветствовать, не убегала со двора и радовалась каждому человеку – в том числе дворнику. Но теперь в ее отношении к нему появилось что-то опекунское: она не отлучалась далеко от него, часто поглядывая с тревогой на дворника. Рахимов же не стал иным внешне. Но дал себе слово, зарок, клятву – никогда не трогать щенков той собаки, которая не дала ему погибнуть страшным зимним вечером.
